Дмитрий Зеленин,
руководитель представительства ИТАР-ТАСС в Ливане
ЭМИГРАНТЫ ПЕРВОЙ ВОЛНЫ И РУССКОЕ ПОДВОРЬЕ
В 2003 году в издательстве An-Nahar вышла книга на французском языке под названием De Saint-Petersbourg a Ain el-Mreisse (Chonique d’un exil) – «Из Петербурга в Айн эль-Мрайсе» (Хроника одной эмиграции). Ее автор Ирина Лэръ, по фамилии мужа Жабр, на протяжении 40 лет с небольшим перерывом была старостой русской церковной общины Бейрута. Книга стала первой попыткой в литературной форме рассказать о судьбе русских эмигрантов, осевших в Ливане.
Спустя год на свое 75-летие в 2004 году за многолетнюю подвижническую деятельность по укреплению духовных связей Ливана с Россией Ирина Алексеевна была удостоена Патриархом Алексием II высокой награды - ордена Святой равноапостольной княгини Ольги. Высший знак отличия для женщин в Русской Православной Церкви был вручен ей архимандритом Александром (Елисовым), тогдашним представителем Патриарха Московского и всея Руси при Антиохийской Церкви.
Вскоре после издания книги Ирина Алексеевна приступила к написанию нового труда. Она готовила вторую книгу, в которой собиралась поведать о своей бурной жизни, о том, как она покинула бомонд и пришла к Богу, о своих воспоминаниях о паломнических поездках в СССР, но, увы, этот труд остался незаконченным и его судьба неизвестна.
Я начал свое выступление с упоминания о книге «Из Петербурга в Айн эль-Мрайсе» по той причине, что ведя разговор о первом поколении прихожан Подворья РПЦ, мы не можем игнорировать ту эмигрантскую среду, из которой они вышли. Кроме того, история российского присутствия в Ливане, которая предшествовала появлению прихода РПЦ, составляет неотъемлемую часть наследия русскоязычной общины. Чтобы иметь представление о наших соотечественниках, обосновавшихся в Ливане после того, как они покинули Россию, в свое время были собраны письменные воспоминания о них, эти материалы вошли в сборник «Русские в Ливане», вышедший в свет в 2010 году. Эту работу должны продолжить теперь краеведы из русско-ливанских семей, и хорошо, что такие исследователи уже появились.
Трагична судьба россиян. Например, виолончелист Николай Даль, который считается основателем ливанской консерватории, умер одиноким, оставленным всеми на руках своего друга Антуана Медаввара. Дом Даля взорвали в 1983 году в Бхамдуне. Его отец известный отечественный психотерапевт профессор Н.В. Даль (1860-1939) лечил от депрессии Сергея Рахманинова, ему композитор посвятил Второй концерт для фортепиано с оркестром. К сожалению, рукописные тетради врача – семейная реликвия – бесследно исчезли.
В нищете и бесславии скончался Павел Порфирьевич Королев, подполковник царской армии, начальник штаба конной дивизии генерала Шкуро. Рука казачьего атамана, покосившая немало буденовцев во время прорыва белогвардейцев под Воронежом, оставила автограф на довоенных ливанских купюрах. Талантливый художник-пейзажист запечатлел на гравюрах, перенесенных на бумажные деньги и первые национальные марки, красоты Средиземноморской Швейцарии, как называли когда-то Ливан: храмы Баальбека, колоннаду Тира, дворец Бейт-эд-Дин, пещеру Джиита-Гротто и т.д. Теперь старые ливанские лиры и марки стали достоянием коллекционеров. Белый офицер умер в возрасте 97 лет. Его последними словами были: «Я молюсь за Россию и наш великий многострадальный русский народ».
Позволю себе припомнить здесь один фрагмент из своей беседы с Ириной Алексеевной, который был включен в очерк «Русский дом в Джунийской бухте», написанный более 10 лет назад. Говоря о своей книге, староста сказала: «Я хотела передать то, что пережила сама, мои родители, тысячи, десятки тысяч русских семей, оказавшихся за границей в ХХ веке. Они все жили воспоминаниями о прошлом, о той России, которая никогда не вернется. Такой ностальгии, такой боли не испытал ни один народ. Только великой нации было под силу перенести подобные страдания».
А вот еще слова, приведенные покойной Ксенией Борисовной Новиковой, которая при архимандрите Александре (Елисове), была прихожанкой храма. Это выдержки из воспоминаний ее отца, Бориса Леонидовича Новикова, капитана миноносца «Беспокойный», затопленного в ноябре 1921 года в бухте Бизерта вместе с остатками Российского императорского флота:
«Я стоял на капитанском мостике. Мы покидали Новороссийск. Рвалась последняя нить. Родные берега таяли вдали.
Прощай Россия! Мы бесконечно горячо любили ее в тот роковой момент, разлука была невыносимой. Расставаясь, мы вручали себя Промыслу Божию, не зная, что ждет нас впереди, что принесет завтрашний день …»
Ксения Борисовна свидетельствовала: «За кордон русские беженцы выбрались униженными и обесславленными, оборванными и голодными. Но то духовное богатство, которое они вывезли с собой из России, никто не мог отнять у них. Оно позволило им выжить, найти свое место в чужом для них мире».
Н.С. Назарова, супруга полковника Иностранного легиона
Итак, главной героиней хроники «Из Петербурга в Айн эль-Мрайсе» является мать Ирины Алексеевны – Нина Сергеевна Кузнецова, которую регулярно причащал протоиерей Григорий Припутников, служивший в Бейруте до конца 1990-х годов. Мы с супругой много раз посещали дом, который Нина Сергеевна снимала в горном курорте Бейт-Мери.
Общение с ней доставляло великую радость, этот человек говорил на красивом русском дореволюционном языке. Стол в доме накрывали по старинным аристократическим правилам. 92-летняя Нина Сергеевна, игравшая на фортепиано, немного тяготилась своим возрастом, и как бы с досадой изредка говорила: «Где мои 77 лет?».
Юную петербургскую аристократку, большевистская революция застала в санитарном поезде; будучи медсестрой, она сопровождала раненых солдат с фронта. По зову сердца юная Нина оставила учебу в Мариинском институте и, закончив курсы сестер милосердия, с неимоверной отдачей принялась выполнять свой патриотический долг по примеру великих княгинь, будущих царственных мучениц – Татьяны, Ольги, Марии, Анастасии, их матери императрицы Александры Федоровны, которые своим подвигом поощряли благородных девиц.
Из Петрограда, где начались массовые расстрелы, Нине Сергеевне пришлось бежать на юг, к генералам М.В.Алексееву и А.И.Деникину, туда, где формировалась Добровольческая армия. В 1920-м году на одном из последних кораблей она покинула Феодосию.
Первой остановкой был Стамбул, который все русские по старой привычке величали Константинополь. Надежда на доброе отношение православных греков оказалась напрасной. Обессиленные, изможденные люди, многие из которых глубоко переживали вынужденное расставание с родиной, стали объектом наживы алчных купцов и спекулянтов. Эмигранты задыхались от нищеты, начались болезни. У офицеров сдавали нервы, пошла волна самоубийств.
Нина Сергеевна в беседах всегда подчеркивала, что турки – смертельные враги царской России куда сердечней относились к обездоленным русским, чем греки. Один из них, молодой и образованный кемалист Наджиб Чаляби стал ухаживать за русской девушкой. В конце концов они поженились, через девять месяцев родилась Татьяна – старшая сестра Ирины Алексеевны, которая проживала в Триесте, на севере Италии.
Семейное счастье было недолгим. Турция вступила в пору революционных перемен, к власти пришло правительство Ататюрка, и супруг, назначенный на высокий пост, стал надолго исчезать из дома. В отношениях появилась нервозность, недоверие. От пылкой любви не осталось следа, и Нина Сергеевна решилась бежать в Алеппо, город на севере Сирии, куда сманил ее понравившийся русский офицер Эрих Лэръ.
Эрих Александрович (в крещении Алексей), бывший капитан-артиллерист, выпускник Николаевского артиллерийского училища в Петербурге, устроился в подмандатной Сирии в открывшиеся там французские рестораны. Он имел прекрасный голос, владел гитарой, балалайкой, гармонью, Нина Сергеевна ему аккомпанировала, с юности она помнила немало романсов…
Появилась на свет вторая дочь, затем третья. Семья перебралась в Дамаск, где родители смогли отдать детей в итальянскую школу и Францисканский лицей. В 1939 году чета музыкантов все скопленные средства вложила в ресторан «Снегурочка», который удалось открыть на бейрутской набережной Айн эль-Мрайсе, напротив отеля Сент Джордж. Казалось, все складывалось, как нельзя лучше, и горечь эмигрантской судьбы отступила.
В Бейруте Лэры прижились, вокруг было много соотечественников. В Ливане нашли работу несколько сотен офицеров-штабистов и военных инженеров. По преданию, своим появлением на Ближнем Востоке они обязаны Галине Александровне Языковой, родственнице фрейлины императрицы, которая посоветовала своему супругу –французскому администратору Камилю Дерафуру привлечь во французские колонии русских специалистов из лагерей в Югославии.
Вскоре в Бейруте было учреждено Русское техническое объединение (РТО), а затем воскресная школа, библиотека, консерватория и даже балетная студия. Из Иерусалима регулярно приезжали священники Зарубежной Церкви. Среди них был бежавший из ссылки в СССР протопресвитер Михаил Польский, составивший позднее двухтомник «Новые мученики российские» (издан в Джорданвилле в 1949 и 1957 гг.).
От Русского технического объединения (РТО) осталась библиотека, часть которой удалось сохранить церковной общине благодаря казначею Михаилу Васильевичу Филипченко. В 2020 году по инициативе руководителя представительства Россотрудничества в Ливане Вадима Зайчикова для этих книг было выделено специальное помещение для хранения в Российском центре науки и культуры, что было приурочено 100-летней годовщине русского исхода – массового выезда из Крыма белогвардейцев в период завершения Гражданской войны в России.
Интерес к библиотеке РТО проявил еще в 2015 году Игорь Домнин - заместитель директора Дома русского зарубежья им. А. Солженицына. По его словам, среди книг, собранных семьями эмигрантов, работавших в Ливане в период французской колониальной администрации, имеются уникальные экземпляры, которых нет в других уголках, где обосновалось русская диаспора. Домнин в беседе со мной назвал библиотеку «частью великого российского духовного наследия, которое накапливалось за границей».
«Эти книги и журналы не только дополняют коллекцию раритетных изданий Русского Берлина, Русского Парижа, Русского Харбина, но воссоздают общую духовную атмосферу, в которой жили эмигранты, – подчеркнул Домнин. – Бейрутская библиотека – яркий образец культуры русского зарубежья. Ведь, по книгам, которые эмигранты взяли с собой из России или издавали на чужбине, мы можем проследить их духовный мир».
Следует отметить, что в тот период на первых ролях в эмигрантской общине были петербургские вельможи - князья Алексей Елагин и Юрий Нахичеванский (крестник царя Николая II), адмирал Андрей Лазарев, атаман Зверев, фрейлины Языкова и Эрдман, барон Эраст Беллинг – капельмейстер в Царском селе. Из офицеров в высшее общество попал упомянутый выше капитан 1-го ранга Борис Новиков. Он имел помимо военно-морского высшее инженерное и художественное образование. «Работая в мэрии Бейрута, отец в 1933 году представил свой первый авторский проект набережной Бейрута в районе Айн-эль-Мрайсе, – рассказывала мне Ксения Борисовна. – Его творческая энергия нашла также выражение в живописи: он был учеником Льва Феликсовича Лагорио (1827–1905) и стал признанным маринистом русского зарубежья». Свои картины, посвященные не только морю, но и природе родного края, красотам Ливана, Новиков вынужден был частенько продавать. Но, по словам дочери, русским всегда дарил, даже когда нуждался в средствах.
Что касается РТО, то о жизни русских инженеров и их семей, их буднях и отдыхе, написал воспоминания на французском языке Федор Степанович Раскатов, который считается одним из основателей скаутского движения в Ливане. Этот материал сопровождается фотографиями и существует в электронном виде, альбом хранится у старшего сына Федора Степановича – Стефана Раскатова.
С семьей Раскатовых меня связывает 30-летняя дружба. Судьба послала жестокое испытание этому замечательному русскому человеку, который в самом расцвете жизненных сил оказался прикованным к инвалидному креслу. Оставаясь всю жизнь оптимистом, Раскатов шутил: «У меня в спине осколок советского снаряда». Дом, который он построил вместе с отцом в Бейт-Мери, попал под обстрел сирийских войск в 1978 году, осколок вонзился в позвоночник, парализовав нижние конечности…
Я был на отпевании Федора Степановича, храм был полон народа, люди плакали, прощаясь с Тео, как звали его друзья. Раскатова знал и любил весь город.
Но вернемся к чете Лэров. Их счастливая жизнь в Бейруте продолжалась недолго, всего два года… В 1941 году один из казаков по зависти рассказал офицеру британской разведки, что хозяин «Снегурочки» – саратовский немец и якобы сотрудничает с Германией. Лэра отправили в концлагерь для пособников нацистов в Мия-Мия под Сайдой. Ресторан пошел с молотка. Нина Сергеевна с тремя детьми без средств к существованию была в отчаянии.
Руку помощи протянул Борис Петрович Назаров, полковник Иностранного легиона. «Этот поклонник маминого таланта, Господи, упокой его душу, узнав, что случилось, пришел к маме и благородно предложил на время переехать к нему жить. Отказаться было невозможно», - рассказывала мне Ирина Алексеевна. Позднее Назаров – кавалер ордена Почетного легиона, бывший казачий полковник – ходатайствовал перед французским командованием о досрочном освобождении своего оклеветанного соотечественника.
Лэру помогли открыть новый ресторан под названием «Белые ночи». Но полюбившемуся семейному дуэту не суждено было снова покорить сердца эмигрантской публики. Пришла другая послевоенная эпоха. Французы уезжали из Ливана, за ними поспешили русские. Жизнь с прежним мужем не наладилась, и Нина Сергеевна покинула Бейрут с Назаровым. «За ним было как за каменной стеной. Замечательный человек. Никакой суеты и полная уверенность, надежность. За то время, которое мы были вместе, он ни разу нас не унизил, не попрекнул. Мама, конечно, устала и не могла устоять перед перспективой спокойного существования. Она была в расцвете своей второй молодости», – оправдывает поступок своей матери Ирина Алексеевна. К тому же пожилой уральский казак был красавцем, он рано овдовел и был свободным.
Эрих Александрович простил человека, из-за которого вся его жизнь пошла под откос. По воспоминаниям Ирины Алексеевны, отец позже похоронил обнищавшего казака на свои деньги. Из Бейрута Эрих Лэръ с моложавой черноокой украинкой, которую он нанял в певицы, собрался отплыть в Лос-Анджелес. Но в момент, когда подошло время садиться на пароход, все три дочери исчезли из дома…
Природа, к счастью, не обделила их красотой, и г-жа Евгения Плонская, державшая одно из лучших швейных ателье в Бейруте, пригласила девушек участвовать в дефиле. Успех пришел мгновенно. Ирина Алексеевна стала в 18 лет фотомоделью. Ее снимали лучшие фотографы, модные журналы платили высокие гонорары. Появилась масса поклонников, один из них Габриэль Жабр – студент из Лозанны, наследник одного из крупнейших ливанских землевладельцев – предложил ей руку и сердце.
Ирина Алексеевна сама сделала резюме своей жизни: «Мне довелось пережить высшее земное благоденствие. Почести, богатство, великолепие. Мы жили в самых дорогих домах в Европе, одевались в лучшую одежду. Устраивали приемы на 400-500 персон в шикарных гостиницах, но однажды я поняла, что роскошь губительна для души. Салонная жизнь, бесконечные балы и визиты, презентации утомляли все больше и больше... В 40 лет я переступила порог храма и осталась навсегда в лоне Русской Церкви. Милостивый Господь отвел мне еще полжизни на покаяние».
Ирина Алексеевна считается преемницей Татьяны Алексеевны Савельевой.
Благодаря усилиям этой неутомимой женщины в мае 1946 года в Ливане открылся приход Русской Православной Церкви. Савельева вместе с мужем Василием Михайловичем Филипченко помогли вернуть Москве зеленую территорию в нижней части улицы Мар-Ильяс, где когда-то располагалась Русская Духовная Миссия, а затем дирекция миссионерских школ, которой руководила до своей кончины в 1918 году Мария Александровна Черкасова, теперь там находится Российское посольство. Их сын Михаил Васильевич, вернувшись из Канады, стал казначеем прихода. Как и отец, он немало сделал для Ливана.
Отец и сын Филипченко создали Бюро топографических исследований и работ, в котором трудились оставшиеся в Ливане специалисты по инженерной геодезии. За 60 лет были составлены карты, которые позволили построить важные хозяйственные объекты по всему региону Ближнего Востока и Африки. Проведены сквозь сложные рельефы трассы трубопроводов и шоссейных дорог, воздвигнуты плотины и водохранилища, обустроены портовые гавани. Хайвэй на Дамаск через горный перевал Дахр-эль-Бейдар, туннель Шекка по дороге в Триполи, трубопровод в Аккаре, гидроузел на Литани, озеро Караун - эти и другие объекты появились на карте Ливана с чертежей наших соотечественников.
«Давно-давно один француз мне предложил выгодную карьеру. Дело оставалось за малым. Нужно было стать всего-навсего Мишелем Филиппом, ну и забыть про православие. Я не сделал этого, и думаю поступил правильно, - говорил мне Михаил Васильевич. - Конечно, европеец в моем возрасте давно бы оброс жирком и мирно почивал на лаврах, но мы русские из какого-то другого теста, все нам неймется».
Высокий профессионал своего дела, пожилой русский топограф был вхож в правительственные и деловые круги Ливана и соседних арабских стран. Одним из последних проектов Михаила Васильевича перед повторным инсультом стала проектировка нового порта на красноморском побережье Саудовской Аравии.
Русское Подворье в начале 1990-х
Когда 30 лет назад мне довелось работать в Бейруте, благодаря отцу Григорию и матушке Галине я смог познакомиться с некоторыми эмигрантскими семьями. Меня поразило то, что люди, которые никогда не были в России, собирают в Ливане грибы, варят картошку, лепят пельмени, играют в снежки, водят хороводы и танцуют вприсядку. Тепло и радушно встречали нас, бывших советских, в доме регента Веры Никитичны Ганем, ее супруг Мишель был обаятельным человеком и принимал самое активное участие в жизни общины. Чета вырастила двух прекрасных сыновей Эдуарда и Андрея, врачей, выпускников российских вузов. У стоматологов Эдуарда и Светланы Ганем была собственная клиника в Ашрафии, которая, к сожалению, пострадала в результате взрыва в морском порту в Бейруте.
В памяти остались беседы с Юрием Владимировичем Иордановым, который участвовал в строительстве Асуанской ГЭС в Египте и написал популярную по сей день книгу «Охота в Сирии и Ливане». Его супруга Вера Михайловна, учившая детей музыки, всегда спешила накормить гостей борщом. Дом Иордановых, потомков сенатора и градоначальника Таганрога Павла Федоровича Иорданова, состоявшего в дружеской переписке с А.П. Чеховым, напоминал кусочек России на ливанской земле.
Регулярно ходили в храм семьи Проценко, Климовых, Качановых, Тихоновых. У каждой из них свои семейные истории. Русские вечера 30 сентября, на память мучениц Веры, Надежды и Любови, устраивали Раскатовы. Надежда Паромонова – мать Федора Степановича, по его рассказам, преподавала в воскресной школе, созданной РТО, Закон Божий, географию и рисование. Художница, которая оставила коллекцию репродукций картин русских живописцев, происходила родом из старинной купеческой семьи в Ростове-на-Дону. В Ливане мать Раскатова, бывшая студентка географического факультета, оказалась уже после создания Советского Союза. Смелая девушка во время экспедиции в Центральную Азию совершила с подругой побег через границу из Туркестана в Иран. В ту пору между Москвой и Тегераном уже действовало соглашение о выдаче беглецов, но начальник иранской заставы, пораженной отвагой русских девушек, предоставил им укрытие и помог добраться до безопасного места.
Другой необыкновенный случай произошел с отцом Ирины Дмитриевны Малышевой, который был профессором в Московском университете. Дмитрий Петрович, молодой ученый-ботаник из Страны Советов оказался в экспедиции в Турции в конце 20-х годов и влюбился в дочь белого эмигранта. Вопрос о возвращении в коммунистическую державу отпал сам собой, но возникли трудности с поиском работы. После скитаний Малышев устроился помощником к архитектору Жану Экошару, прославившемуся строительством современного Дамаска. Как и многие другие образованные люди той эпохи, Малышев был разносторонне одаренным человеком. Его сын Петр, сводный брат Ирины Дмитриевны, снискал славу главного защитника природы в Ливане. 20 лет назад, аптекарь из Джаль-эд-Диба, был удостоен престижной международной экологической премии.
В 1990-х годах старостой прихода, а точнее председателем Комитета православной общины стал Александр Юрьевич Ананов, который посещал вместе с Ириной Алексеевной курсы русского языка в Советском культурном центре на Клемансо. В тот период после развала СССР часть русскоязычной общины пребывала в растерянности, люди, жившие в одной великой державе, в один миг стали гражданами отдельных государств. Другие, напротив, уже мечтали о том, что новые власти будут финансово поддерживать российскую диаспору и строили планы об открытии в Бейруте учебных заведений, в том числе университета, где бы могли получить образование дети от смешанных браков.
На этом фоне Ананов сыграл важную объединительную роль. Респектабельный человек, крепкого телосложения, он вызывал к себе расположение у собеседников. К тому же Ананов трудился сразу на нескольких направлениях: он возглавлял яхт-клуб при туристическом комплексе «Холидей-бич», представлял Ливан в Международной федерации подводных исследований и участвовал в средиземноморских экологических проектах, а также преподавал климатологию, геологию и физическую географию во франкофонском университете Святого Иосифа.
Ананов легко сходился с людьми и при нем в общине прекратилось деление на выходцев из эмигрантских семей и бывших совгражданок. Подворье стало единой семьей. Староста обладал красивым голосом и нараспев читал «Послания апостолов» во время Литургии. Как и Ирина Алексеевна, он любил исполнять русские романсы и хорошо знал французскую эстраду.
Любовь к искусству поощрила его заняться налаживанием культурного сотрудничества с Россией на новом этапе. В 1996 году мы встречались с ним в Москве, Александр Юрьевич договаривался с администрацией театра «Геликон-опера» о гастролях в Ливане. Его усилия принесли плоды, и оперные артисты из Москвы на протяжение нескольких лет показывали премьеры на зимнем музыкальном фестивале «Бустан» в Бейт-Мери.
Родители Ананова были родом из Петербурга, после революции бежали в Ригу, где погибли во время бомбежки, когда Красная Армия развернула наступление в Прибалтике против гитлеровских войск. Воспитывали Сашу две его родные тети.
На похоронах бывшего старосты в 2004 году на кладбище Мар-Митр было многолюдно. У Александра Юрьевича было немало друзей, как из академических кругов, так и среди простых ливанцев.